a_hramov в Про судебно-психиатрические экспертизыДля тех кому интересно, мой ответ психиатрам, которые на нас наехали.
В первом номере журнала «Психология и право» за 2015 г. вышла статья «К вопросу об обязательном назначении комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы ограниченной дееспособности» .
Авторы (психолог и юрист), научные сотрудники ФГБУ «Федеральный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии Минздрава РФ» (в прошлом ¬– ФГБУ ГНЦССП им. В.П. Сербского), критикуют предложение о включении в Гражданский процессуальный кодекс РФ нормы об обязательном производстве комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы по делам об ограничении дееспособности гражданина или о признании гражданина недееспособным вследствие психического расстройства. Основные аргументы критиков сводятся к организационным усложнениям при переходе от однородной экспертизы к комплексной, дефициту психологов и увеличению финансовых затрат, связанных с ликвидацией такого дефицита.
Однако на наш взгляд приводимые ими аргументы являются несостоятельными, неубедительными, а местами – явно некорректными.
1. Прежде всего, авторы пытаются представить дело таким образом, что введение обязательной КСППЭ – это некая произвольная новелла разработчиков. При этом ими не учитывается следующее ключевое обстоятельство. Законодатель, внеся в Гражданский Кодекс изменения, которые уже вступили в силу, изменил предмет доказывания как по делам об ограничении дееспособности, так и по делам о признании недееспособным (в частности, теперь перед судами встает вопрос о возможности выявления мнений и предпочтений недееспособного лица, а также состояние способности руководить своими действиями при помощи других лиц – см. части 2, 3 ст. 29 ГК РФ в новой редакции). Теперь перед судом встает необходимость отвечать на вопросы, которые раньше перед судами в делах о признании граждан недееспособными не стояли, причем вопросы, которые выходят за пределы сферы специальных познаний врача-психиатра, поскольку находятся не в сфере психического здоровья, а в сфере коммуникаций и социальных связей, то есть сфере специальных познаний психологов. Таким образом, предлагаемые изменения - это логичное продолжение и развитие уже внесенных в законодательство изменений.
2. Подавляюще большинство данных, которые приводят авторы, относятся к КСППЭ по другим категориям дел. Так, можно с уверенностью сказать, что 30% КСППЭ от всех СПЭ составляют экспертизы практически исключительно по уголовным делам, либо по гражданским делам, касающимся оспаривания сделок (в основном – завещаний). Что же касается дел о лишении граждан дееспособности, то поиск по существующим базам судебных решений не обнаруживает ни одного дела, где была бы назначена КСППЭ, а не однородная СПЭ. В известных разработчикам делах СПЭ никогда не выходила за пределы чисто медицинских аспектов психического состояния подэкспертного. Авторы статьи не отрицают в принципе необходимости КСППЭ по некоторым делам о лишении (ограничении) дееспособности (отрицать этого невозможно), однако их тезис о том, что суды имеют возможность пользоваться КСППЭ и прибегают к этому инструменту в случае необходимости практикой не подтверждается. Именно тотальное засилье однородных и сугубо «медицинских» экспертиз (и порождаемые этим засильем судебные ошибки по данной категории дел, которые становились даже и предметом рассмотрений в ЕСПЧ) вызвало к жизни предлагаемое нововведение.
3. Главным препятствием для введения нормы авторы статьи видят нехватку медицинских психологов в СПЭУ. На взгляд разработчиков, указанная проблема носит организационный, а не научный или принципиальный характер, а организационные и материально-технические трудности сами по себе не могут быть препятствием для совершенствования законодательства, поскольку любое изменение законодательства, вообще говоря, требует организационных мер. Такой же позиции придерживался и Конституционный Суд РФ по многим делам (например, при рассмотрении вопроса о судебной процедуре заключения под стражу, введении суда присяжных и др.). К тому же, сами авторы указывают, что существующие штатные должности медицинских психологов заполнены на 45-65%. Можно предположить, что это связано именно с недостаточной востребованностью медицинских психологов как экспертов, и острота проблемы во многом может быть снята просто заполнением штатной численности. К тому же, можно ожидать что новые для судебной и экспертной практики дела об ограничении дееспособности вследствие психического расстройства первые годы не будут носить массового характера и едва ли значительно повлияют на загруженность СПЭУ. Логичным было по мере расширения процесса фактического применения новеллы оценить требуемые для ее реализации организационные мероприятия, а не занимать заранее пораженческую позицию.
4. Точно так же вряд ли можно разделить пессимистичную позицию авторов в отношении разработки научных критериев экспертной оценки ограниченной дееспособности вследствие психического расстройства. С одной стороны, нет оснований сомневаться в наличии в Российской Федерации достаточно квалифицированных научных кадров для решения этой задачи (к числу которых можно отнести и одного из авторов обсуждаемой статьи), с другой стороны, в окончательном виде такие критерии могут и должны сформироваться именно на основе практики применения проектируемой нормы.
С остальные, менее принципиальными возражениями, также трудно согласиться.
5. С учетом того, что действующее законодательство в принципе предусматривает крайне ограниченное количество случаев назначения обязательной судебной экспертизы, на наш взгляд нельзя говорить о «беспрецедентном» характере нормы и нарушении «общих принципов назначения судебных экспертиз». Каждый из предусмотренных законом случаев обязательного назначения судебной экспертизы по-своему уникален, а потому и нет общих их принципов.
6. Нельзя признать убедительным и довод о том, что в случае невозможности исследования экспертом-психологом личности гражданина ситуация становится безвыходной. В экспертной практике регулярно возникают ситуации, когда эксперт любой специальности оказывается неспособен дать ответы на поставленные перед ним вопросы, что ни в коем случае не становится непреодолимым препятствием для рассмотрения судебного дела. В этом случае дело разрешается судом исходя из других доказательств. Если эксперт-психолог укажет, что психологическое исследование подэкспертного невозможно, то суд просто сделает из этого соответствующие выводы.
7. Нельзя согласиться с утверждением о том, что дополнительные (по сравнению с однородной экспертизой) исследования будут ненужным травмирующим фактором для подэкспертного. Безусловно мучительный и унизительный характер судебно-психиатрической экспертизы вообще представляет собой отдельную проблему – однако встречи и беседы с психологом входят в существующие протоколы оказания психиатрической помощи, и вопрос об их негативном влиянии на больных, насколько известно, никогда не подымался.
8. Не просматривается логика и в утверждении о том, что введение обязательной КСППЭ в данном случае неизбежно повлечет за собой расширение назначения обязательной судебной экспертизы и по другим категориям дел, а также упразднение однородной судебно-психиатрической экспертизы. В частности, наличие обязательной судебной экспертизы по отдельным категориям гражданских и уголовных дел в течение многих десятилетий в общем не привело к ее распространению и на другие категории. С другой стороны, можно только приветствовать назначение экспертизы, в том числе и КСППЭ там, где это может привести к установлению юридической истины.
9. Неубедительной кажется и апелляция к возражениям судебных психиатров против нововведений. Насколько известно, судебные психиатры по этой проблеме ни в печати, ни в рамках профессионального сообщества своего консолидированного мнения не выражали (в частности, ни один из авторов не является, собственно, психиатром-экспертом).
10. Как безосновательный, недостойный и некорректный полемический прием следует расценить обвинение авторов обсуждаемого законопроекта в «антипсихиатрической» позиции (в настоящее время термин «антипсихиатрический» обычно используется в отношении представителей нетрадиционных деструктивных религиозных культов и «медицинских диссидентов» с экстремистскими реформаторскими идеями), с отдельным упоминанием РБОО «Центр лечебной педагогики». Ни представители ЦЛП, входящие в состав группы разработчиков, ни рабочая группа в целом никогда не ставили под сомнение роль психиатров в рассмотрении данной категории дел, как и то, что первопричинами для лишения или ограничения дееспособности являются именно психические расстройства, требующие квалифицированной психиатрической помощи. Скорее можно вернуть авторам статьи упрек в том, что они заведомо сомневаются в квалификации экспертов-психиатров, если предвидят неизбежные противоречия в выводах экспертов-психиатров и экспертов-психологов, которые, якобы, придется разрешать суду. На взгляд разработчиков, выводы психологов и психиатров должны дополнять друг друга, давая суду многостороннюю оценку ситуации, что собственно и является целью любой комплексной судебной экспертизы.
На основании изложенного можно сказать, что статья в целом не указывает на какие-то непреодолимые, а тем более принципиальные препятствия для введения в действие предлагаемой новеллы, а также не содержит убедительных доводов против ее целесообразности.
В первом номере журнала «Психология и право» за 2015 г. вышла статья «К вопросу об обязательном назначении комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы ограниченной дееспособности» .
Авторы (психолог и юрист), научные сотрудники ФГБУ «Федеральный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии Минздрава РФ» (в прошлом ¬– ФГБУ ГНЦССП им. В.П. Сербского), критикуют предложение о включении в Гражданский процессуальный кодекс РФ нормы об обязательном производстве комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы по делам об ограничении дееспособности гражданина или о признании гражданина недееспособным вследствие психического расстройства. Основные аргументы критиков сводятся к организационным усложнениям при переходе от однородной экспертизы к комплексной, дефициту психологов и увеличению финансовых затрат, связанных с ликвидацией такого дефицита.
Однако на наш взгляд приводимые ими аргументы являются несостоятельными, неубедительными, а местами – явно некорректными.
1. Прежде всего, авторы пытаются представить дело таким образом, что введение обязательной КСППЭ – это некая произвольная новелла разработчиков. При этом ими не учитывается следующее ключевое обстоятельство. Законодатель, внеся в Гражданский Кодекс изменения, которые уже вступили в силу, изменил предмет доказывания как по делам об ограничении дееспособности, так и по делам о признании недееспособным (в частности, теперь перед судами встает вопрос о возможности выявления мнений и предпочтений недееспособного лица, а также состояние способности руководить своими действиями при помощи других лиц – см. части 2, 3 ст. 29 ГК РФ в новой редакции). Теперь перед судом встает необходимость отвечать на вопросы, которые раньше перед судами в делах о признании граждан недееспособными не стояли, причем вопросы, которые выходят за пределы сферы специальных познаний врача-психиатра, поскольку находятся не в сфере психического здоровья, а в сфере коммуникаций и социальных связей, то есть сфере специальных познаний психологов. Таким образом, предлагаемые изменения - это логичное продолжение и развитие уже внесенных в законодательство изменений.
2. Подавляюще большинство данных, которые приводят авторы, относятся к КСППЭ по другим категориям дел. Так, можно с уверенностью сказать, что 30% КСППЭ от всех СПЭ составляют экспертизы практически исключительно по уголовным делам, либо по гражданским делам, касающимся оспаривания сделок (в основном – завещаний). Что же касается дел о лишении граждан дееспособности, то поиск по существующим базам судебных решений не обнаруживает ни одного дела, где была бы назначена КСППЭ, а не однородная СПЭ. В известных разработчикам делах СПЭ никогда не выходила за пределы чисто медицинских аспектов психического состояния подэкспертного. Авторы статьи не отрицают в принципе необходимости КСППЭ по некоторым делам о лишении (ограничении) дееспособности (отрицать этого невозможно), однако их тезис о том, что суды имеют возможность пользоваться КСППЭ и прибегают к этому инструменту в случае необходимости практикой не подтверждается. Именно тотальное засилье однородных и сугубо «медицинских» экспертиз (и порождаемые этим засильем судебные ошибки по данной категории дел, которые становились даже и предметом рассмотрений в ЕСПЧ) вызвало к жизни предлагаемое нововведение.
3. Главным препятствием для введения нормы авторы статьи видят нехватку медицинских психологов в СПЭУ. На взгляд разработчиков, указанная проблема носит организационный, а не научный или принципиальный характер, а организационные и материально-технические трудности сами по себе не могут быть препятствием для совершенствования законодательства, поскольку любое изменение законодательства, вообще говоря, требует организационных мер. Такой же позиции придерживался и Конституционный Суд РФ по многим делам (например, при рассмотрении вопроса о судебной процедуре заключения под стражу, введении суда присяжных и др.). К тому же, сами авторы указывают, что существующие штатные должности медицинских психологов заполнены на 45-65%. Можно предположить, что это связано именно с недостаточной востребованностью медицинских психологов как экспертов, и острота проблемы во многом может быть снята просто заполнением штатной численности. К тому же, можно ожидать что новые для судебной и экспертной практики дела об ограничении дееспособности вследствие психического расстройства первые годы не будут носить массового характера и едва ли значительно повлияют на загруженность СПЭУ. Логичным было по мере расширения процесса фактического применения новеллы оценить требуемые для ее реализации организационные мероприятия, а не занимать заранее пораженческую позицию.
4. Точно так же вряд ли можно разделить пессимистичную позицию авторов в отношении разработки научных критериев экспертной оценки ограниченной дееспособности вследствие психического расстройства. С одной стороны, нет оснований сомневаться в наличии в Российской Федерации достаточно квалифицированных научных кадров для решения этой задачи (к числу которых можно отнести и одного из авторов обсуждаемой статьи), с другой стороны, в окончательном виде такие критерии могут и должны сформироваться именно на основе практики применения проектируемой нормы.
С остальные, менее принципиальными возражениями, также трудно согласиться.
5. С учетом того, что действующее законодательство в принципе предусматривает крайне ограниченное количество случаев назначения обязательной судебной экспертизы, на наш взгляд нельзя говорить о «беспрецедентном» характере нормы и нарушении «общих принципов назначения судебных экспертиз». Каждый из предусмотренных законом случаев обязательного назначения судебной экспертизы по-своему уникален, а потому и нет общих их принципов.
6. Нельзя признать убедительным и довод о том, что в случае невозможности исследования экспертом-психологом личности гражданина ситуация становится безвыходной. В экспертной практике регулярно возникают ситуации, когда эксперт любой специальности оказывается неспособен дать ответы на поставленные перед ним вопросы, что ни в коем случае не становится непреодолимым препятствием для рассмотрения судебного дела. В этом случае дело разрешается судом исходя из других доказательств. Если эксперт-психолог укажет, что психологическое исследование подэкспертного невозможно, то суд просто сделает из этого соответствующие выводы.
7. Нельзя согласиться с утверждением о том, что дополнительные (по сравнению с однородной экспертизой) исследования будут ненужным травмирующим фактором для подэкспертного. Безусловно мучительный и унизительный характер судебно-психиатрической экспертизы вообще представляет собой отдельную проблему – однако встречи и беседы с психологом входят в существующие протоколы оказания психиатрической помощи, и вопрос об их негативном влиянии на больных, насколько известно, никогда не подымался.
8. Не просматривается логика и в утверждении о том, что введение обязательной КСППЭ в данном случае неизбежно повлечет за собой расширение назначения обязательной судебной экспертизы и по другим категориям дел, а также упразднение однородной судебно-психиатрической экспертизы. В частности, наличие обязательной судебной экспертизы по отдельным категориям гражданских и уголовных дел в течение многих десятилетий в общем не привело к ее распространению и на другие категории. С другой стороны, можно только приветствовать назначение экспертизы, в том числе и КСППЭ там, где это может привести к установлению юридической истины.
9. Неубедительной кажется и апелляция к возражениям судебных психиатров против нововведений. Насколько известно, судебные психиатры по этой проблеме ни в печати, ни в рамках профессионального сообщества своего консолидированного мнения не выражали (в частности, ни один из авторов не является, собственно, психиатром-экспертом).
10. Как безосновательный, недостойный и некорректный полемический прием следует расценить обвинение авторов обсуждаемого законопроекта в «антипсихиатрической» позиции (в настоящее время термин «антипсихиатрический» обычно используется в отношении представителей нетрадиционных деструктивных религиозных культов и «медицинских диссидентов» с экстремистскими реформаторскими идеями), с отдельным упоминанием РБОО «Центр лечебной педагогики». Ни представители ЦЛП, входящие в состав группы разработчиков, ни рабочая группа в целом никогда не ставили под сомнение роль психиатров в рассмотрении данной категории дел, как и то, что первопричинами для лишения или ограничения дееспособности являются именно психические расстройства, требующие квалифицированной психиатрической помощи. Скорее можно вернуть авторам статьи упрек в том, что они заведомо сомневаются в квалификации экспертов-психиатров, если предвидят неизбежные противоречия в выводах экспертов-психиатров и экспертов-психологов, которые, якобы, придется разрешать суду. На взгляд разработчиков, выводы психологов и психиатров должны дополнять друг друга, давая суду многостороннюю оценку ситуации, что собственно и является целью любой комплексной судебной экспертизы.
На основании изложенного можно сказать, что статья в целом не указывает на какие-то непреодолимые, а тем более принципиальные препятствия для введения в действие предлагаемой новеллы, а также не содержит убедительных доводов против ее целесообразности.
